Славного рыцаря славный потомок
В Оленинском районе Тверской области стоит старинная дворянская усадьба Татево. Вернее, то, что от нее осталось — величественные руины господского дома, родовое кладбище бывших хозяев, старинный парк с редкими породами деревьев и кустарников да сельская церковь. Здесь 2(14) мая 1833 года родился Сергей Александрович Рачинский, прославивший в конце ХIХ века село с необычным названием (тать — вор, хищник, похититель), основав здесь уникальную школу для крестьянских детей.
Дворянский род Рачинских Герба Наленч известен в Польше с ХIII века. Существует легенда, что прародителем рода был один из славных рыцарей, служивших королям Мешке I и Болеславу Храброму. Сам рыцарь происходил из древнего славянского племени наленчей (от названия озера Наленч).
В XVII веке потомок рыцаря Ян Рачинский получил от короля Владислава IV земли в Бельском уезде тогда Смоленской губернии. Позже, в середине XVII века, дети его, Даниил и Ян, приняли русское подданство, и во второй половине XVIII века Рачинские уже владели девятью тысячами десятин земли с крестьянами. Носители этой славной фамилии служили Отечеству на военном поприще, были предводителями дворянства, внесли вклад в науку, культуру, просвещение. Кровные узы связывали Рачинских со знаменитой фамилией Потемкиных. Дед Сергея Александровича — Антон Рачинский — был женат на дочери одного из Потемкиных Ольге, а отец его Александр Антонович, отставной майор, участник Отечественной войны 1812 года, взял в жены сестру известного поэта Евгения Баратынского Варвару Абрамовну. У них родилось шестеро детей — четыре сына и две дочери. Все получили прекрасное воспитание и образование, но самым известным стал Сергей Александрович.
В 1849 году шестнадцатилетний юноша поступает в Московский университет. Блестяще закончив учебу и получив звание кандидата естественных наук, идет на службу в архив МИДа. Отсюда его командируют на некоторое время к Муравьеву личным секретарем. Уже тогда научные труды и очерки двадцатидвухлетнего юноши публикует «Вестник естественных наук». А чуть позднее и в «Русском вестнике» (1857—1901) печатаются его статьи, популяризировавшие учение Дарвина, труд которого «О происхождении видов» Рачинский первым перевел на русский язык. Но это будет в 1864-м. А пока, осенью 1856 года, Сергей Александрович отправляется изучать естественные науки в университетах
Веймара, Йена, Берлина. На редкость общительный, жизнерадостный, внутренне светлый и очень скромный мо-лодой человек везде делался желанным товарищем самого взыскательного общества. Прекрасно образованный, утонченный знаток музыки и живописи, знавший несколько
языков, он пришелся в Веймаре даже «ко двору» его Величества, ревностно хранившему лучшие традиции эпохи Шил-лера и Гете. Там же Сергей Александрович близко сошелся с великим Ференцем Листом, который, оценив стихи Рачинского, написал к ним музыку.
В 1858 году Рачинский вернулся в Москву, защитил магистерскую диссертацию «О движении высших растений» и через год первым возглавил кафедру физиологии растений в Московском университете. Через восемь лет он защитил уже докторскую диссертацию и стал ординарным профессором ботаники Московского университета.
Ему было 33 — возраст Христа, и впереди блестящая карьера ученого. Но все переменилось вдруг. В 1868 году самый молодой профессор поссорился с советом университета из-за нарушений администрацией устава и в знак протеста вместе с несколькими своими коллегами подал в отставку. Четыре года жил в Москве без службы, а затем отправился в свое родовое имение. Наверное, как и многих, находившихся в состоянии кризиса людей, Рачинского потянуло к родному дому, к милым местам на излечение души. А может, это провидение вело его к своему призванию.
Урок, перевернувший жизнь
Как-то осматривая свои Татевские владения, Рачинский зашел в сельскую школу, открытую стараниями сестры его Варвары Александровны еще в 1861 году, и попал на урок арифметики. Ему, профессору ботаники, урок показался невероятно скучным. Мысль: «А смог бы я заинтересовать крестьянских ребятишек таким сухим предметом?» — недолго мучила барина. Решил попробовать. А попробовав, уже не мог уйти из школы. И сделался московский профессор сельским учителем, посвятив всю оставшуюся жизнь служению народу. Именно это служение народу и «великому делу христианской любви» больше всего поражало тех, кто приезжал в татевскую школу, превратившуюся его трудами из самой обыкновенной, в, как бы нынче сказали, экспериментальную, образцово-показательную.
На свои средства Сергей Александрович построил новое каменное двухэтажное здание из красного кирпича с общежитием для детей из отдаленных деревень. Так впервые в России появился интернат при сельской школе. И учитель, оставив свой барский дом, поселился в школе, заняв лишь две небольшие комнатки под лестницей. Жил скромно, тратя все свои доходы на развитие сельского образования. На протяжении своей деятельности Рачинский построил свыше двадцати начальных школ, четыре из которых содержал полностью.
Одним из первых в России татевский учитель выступил за обучение грамоте крестьянских девочек и был сторонником совместного обучения мальчиков и девочек. Он открыл две женские школы в Глуховской волости Бельского уезда. С 1885 года стал попечителем женских училищ. При школе Рачинского, в устроенном им общежитии, постоянно жили около тридцати мальчиков из отдаленных деревень. Весь уклад жизни школы был почти семейным. Старшие ученики заботились о младших и все вместе вели хозяйство: рубили дрова, топили печь, носили воду, чистили и убирали школу и общежитие, сторожили свой дом, помогали кухарке стряпать.
Завершив работу отца по созданию в родовом имении уникального садово-паркового ансамбля, Рачинский превратил его в живую пришкольную лабораторию с «наглядным пособием». В саду, огороде и на пчельнике крестьянские дети постигали культуру земледелия, науку цветоводства и пчеловодства, а в мастерских — плотничье и столярное дело. И этот опыт использовали крестьяне во всей округе.
Учились в татевской школе и дети с физическими недостатками. Треть учеников были сиротами, потому школа работала круглый год. Проводились и вечерние дополнительные занятия. И подготовка к детским праздникам вошла в традицию. Для рождественской елки, и для праздника славянской письменности все готовили сами, разделив обязанности, как в большой дружной семье. Плодотворная работа в школе с общежитием, считал Рачинский, «дело… весьма ответственное и сложное и требует трудов, которые не могут быть оплачены никакими деньгами, но которые можно с радостию нести всю жизнь... Бога для».
Из способных юношей-крестьян Рачинский по своим программам, более полным и широким, чем в учительских семинариях, готовил сельских учителей, для которых и потом оставался наставником.
Почти три десятка лет посвятил Сергей Александрович учительству, обучив грамоте несколько поколений крестьян, подготовив более 60 учителей и пожертвовав на школьное дело свое более чем стотысячное состояние. В статьях, посвященных замечательному педагогу, очень редко упоминается тот факт, что дети получали и медицинскую помощь в больнице, построенной в Татеве. Работу врача тоже оплачивал Рачинский. Впрочем, здесь лечились и взрослые крестьяне.
«То, что я делаю, превышает мои денежные средства, — писал Рачинский в 1880 году в Петербург обер-прокурору святейшего си-нода Константину Петровичу Победоносцеву: — Для того, чтобы продолжать (а остановиться невозможно — столько нависло на мне человеческих существований) — нужно отказаться на всю жизнь от личных издержек — одеться крестьянином, перейти на крестьянскую пищу. Через несколько лет будет поздно — приближается старость. В нравственном отношении это тоже необходимо. Нужно завоевать себе право читать Евангелие детям, не краснея за себя».
Такое право у Сергея Александровича, бесспорно, было.
Школа добрых нравов
Рачинский считал, что «народная школа должна быть не только школой арифметики и грамматики, но, прежде всего, школой добрых нравов и христианской жизни». И строил таковую, не щадя сил своих. Здоровье Рачинского было слабым — он страдал от многих болезней, но по 12—14 часов в сутки занимался с ребятами. В 6 часов утра читал с учениками молитвы, затем — завтрак, уроки, труд. Завершался день общим церковным пением, которому Рачинский придавал огромное значение. «Тому, кто знаком с нашим богослужением, — писал он, — кто окунулся в этот мир строгого величия, глубокого озарения всех движений человеческого духа, тому доступны все выси музыкального искусства, тому понятны и Бах, и самые светлые вдохновения Моцарта, и самые мистические дерзновения Бетховена и Глинки».
Круглый год идут в школе занятия по музыке и хоровому пению. Есть своя фисгармония и рояль. Рачинский находит, что шестьдесят крестьянских мальчиков по уровню умственных способностей и нравственной силе выше шестидесяти мальчиков «наших высших сословий». Потому в художественной мастерской, специально пристроенной к зданию школы, открываются курсы рисования, а в учебный план, помимо Закона Божьего и обычных для сельской школы предметов, введены геометрия, начала физики, черчение, география, естествознание. На уроках и в походах Рачинский знакомил учеников с историей и культурой русской земли, учил их бережному отношению к народным традициям и искусству.
Чтобы представить себе, как проходили занятия в школе Рачинского, достаточно вспомнить знаменитую картину Богданова-Бельского «Устный счет. В народной школе С. А. Рачинского». На ней изображен урок математики. Глядя на нее, вспомнила свой разговор с учителями из Америки. Был в 1990-х годах порыв волонтерского движения, и несколько энтузиастов приехали в Туркмению, где я жила тогда, преподавать язык в школе с английским уклоном, где учились мои дети. Так вот они не понимали, почему ученики должны сидеть тихо и слушать, а говорить — только по разрешению учителя. «Учитель должен лишь дать толчок к развитию творчества», — горячо говорили мне молодые американские педагоги. — А ученик должен свободно выражать свои мысли! Иначе комплексы…»
Впрочем, то же самое их могло возмутить в любой школе — в Перми, Москве, Питере — везде действовали одни и те же правила. Да и сейчас — учитель говорит и спрашивает. Отвечает тот, кого спрашивают. Ответ, отличный от прописных истин школьной программы, мягко говоря, не приветствуется. Мой сын посмел сказать на уроке литературы свое нелестное мнение о «луче света в темном царстве», о поведении и характере Лермонтова — и меня стыдили на родительском собрании за неправильное воспитание сына. Но особенно возмущало американцев правило — 45 минут сидеть смирно. «Это же вредно! Ребенок должен двигаться! Нервная система! Осанка! Комплексы! Караул!..»
Так вот, Рачинский — этот Бог педагогики — раньше американцев продвинутых понимал и про комплексы, и про свободное творчество. Посмотрите на полотно: увлеченные вычислениями ученики свободно разгуливают по классу, толпятся у доски, высчитывая что-то. Учитель не сердится, а с неподдельным интересом ждет, кто же первый найдет решение. А как найдет, не сомневайтесь — последует громкая похвала.
Заслуга Рачинского в том, что он создал особый тип русской национальной школы, разработал собственную оригинальную систему начального математического образования и обучения чтению и грамоте. Издал пособия «Арифметические забавы», «1001 задача для умственного счета», «Геометрические забавы». И учил детей решать задачи, оставляя каждому полную свободу творчества. Результат — потрясающая скорость и легкость, с которыми ученики считали, как говорится, в уме, умножали и делили, запросто решали сложные задачи с мерами квадратными и кубическими. С ними, уверяют очевидцы, было нелегко состязаться даже взрослому и образованному человеку.
Но особенно поражало посетителей татевской школы то радостное оживление, с которым крестьянские дети предавались этому занятию.
Невозможно в одной статье рассказать обо всех методах Рачинского. Если коротко: «В Татеве уроки теряли значение отдельных уроков, а являлись составными частями общего целого, шагами на одном, ясном и для всех понятном пути к совершенствованию духовному… Занятия, обращенные только на ум, оказываются непосильными удержать в своей власти детей», — считал Рачинский. У него была своя особая программа, главной учебной задачей которой он считал «формальное развитие ума с помощью все тех же двух средств, помимо коих еще доселе не найдено — древних языков и математики». Он не придавал значения различным усовершенствованиям, специально выработанным приемам. Зато требовал, чтобы учителя сами знали хорошо то, чему должны учить, причем считал: чем проще они будут учить, тем лучше, — лишь бы учили усердно.
ЧТО ИМЕЕМ, НЕ ХРАНИМ
Еще несколько лет после смерти Рачинского (скончался он 2(15) мая 1902 года) педагогические издания изредка печатали статьи о его наследии. С приходом к власти большевиков на имя народного учителя было наложено табу, ибо деятельности его была дана оценка резко отрицательная. В советские времена если Рачинского и вспоминали, то только как «крупнейшего педагогического реакционера XIX века» и «литературного мракобеса». Посмотрите репродукции с картины Богданова-Бельского, которые тысячами тиражировались в советское время на обложках тетрадей, в хрестоматиях и букварях, и обнаружите одну деталь. Подписаны они коротко: «Устный счет». Без продолжения: «В народной школе С. А. Рачинского». Ошибка? Отнюдь. Метод предать забвению имя одного из лучших профессоров Московского университета, члена-корреспондента Российской академии наук, ботаника, математика, журналиста, писателя и переводчика, общественного деятеля и великого педагога.
Впрочем, и сама педагогика постепенно вытеснялась из школы. Когда я была ученицей, воспитание и обучение еще стояли вровень. Моя классная руководительница жила в нашем же доме, в квартире, что прямо над нашей. Как же злилась я тогда на ее частые визиты, душещипательные беседы со мной наедине и при маме. Как яростно протестовала! И как же теперь благодарна я Вам, Раиса Федоровна Лисовенко, за Ваше внимание и терпение к строптивой ученице! Как часто Вас вспоминаю!
Время учебы моего старшего сына пришлось на период жарких споров: должна ли школа воспитывать или только учить. Младший сын учился в школе, в которой учителя могли не заниматься педагогикой уже на законных основаниях. Только учеба. Рациональные отношения. Так что же мы теперь сетуем о потерянной душевности в отношениях: ученик-учитель? Горюем об утерянном престиже этой замечательной профессии? Говорят, нынче время такое — век скоростей и компьютеров. Нет времени ни на что и ни на кого. Полноте, век ни в чем не виноват. «Доброе влияние школы на жизненный строй пользующегося ею люда может обнаружиться лишь через несколько поколений, — считал Рачинский, — а бесспорные результаты в этой области могут быть достигнуты лишь веками непрерывного труда». А мы прервали… И обнаружилось поколение, потерявшее ключи к душе.
Ответы на очень многие вопросы, которыми задается сегодня общество, есть в наследии Рачинского. Есть и надежда, что нынешними учителями будет востребован этот богатейший педагогический опыт. Он лег в основу многих статей, которые позднее были собраны в книгу «Заметки о сельских школах» (1883). Его вторая книга о народном образовании «Сельская школа», по выходе которой в 1891 году Рачинского избрали членом-корреспондентом АН по отделению русской словесности, выдержала более шести изданий. Положа руку на сердце, скажите, педагоги: многие ли из вас знакомы с этими трудами? Далеко не все знают и то, что в конце XIX века татевская школа стала центром притяжения для многих учителей России. Здесь проводились учительские съезды, выпускники университетов приезжали сюда, чтобы поработать под руководством педагога, известность которого перешагнула границы России. Материалы, рассказывающие о достижениях этих школ, были представлены на Всероссийской промышленной и художественной выставке в Нижнем Новгороде (1896) и Всемирной парижской выставке (1900). По их образцу созданы многие школы в России и две школы-интерната в Англии. Деятельность татевской школы получила высокую оценку Толстого, Аксакова, царя Николая II и др. Вот вам и провинция.
К нынешним жителям Татева претензий нет. Изо всех своих скудных возможностей они берегут память о народном учителе. Создан по крупицам музей Рачинского. Местная школа, расположенная в том самом двухэтажном здании, построенном Сергеем Александровичем (перестроенная в начале ХХ века и восстановленная в 1945-м), с любовью хранит память о своем великом земляке. Не так давно школе возвращено имя ее создателя, которое она носила с 1902 года и которое было отнято в 1924-м. Тогда же была разграблена усадьба, разрушен склеп…
Ныне здесь возрождается дух творчества и рабочего товарищества, царивший в бытность Рачинского. Здесь проходят Татевские чтения. Кто-то из жителей своими силами да с Божьей помощью пытается отреставрировать уникальную церковь во имя Святой Троицы, в которой некогда был крещен Рачинский. Кто-то бережно ухаживает за уцелевшими островками парка и прудами в нем… А вот поднять великолепный барский дом — ныне полуразрушенный и оскверненный — скромным жителям села не под силу. Во время войны он был взорван фашистами, и с тех пор у государства не нашлось ни средств, ни желания восстановить этот прекрасный памятник русской усадебной архитектуры.
Восстановлено и прибрано чудом уцелевшее фамильное захоронение Рачинских.
На серой мраморной плите, укрывшей останки народного учителя, — слова из Священного Писания: «Не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
Даже для человека неверующего в этих словах есть смысл и правда жизни.
Наталья ЧАРУХЧЕВА
Канал "Секретные Материалы 20 века" включён в перечень в соответствии с частью 1.2 статьи 10.6 Федерального закона от 27.07.2006 No 149-ФЗ
