Знания приходят с годами, с опытом, с пониманием. В феврале 1986 года ничего этого не было в помине. Первый год, первая зима в Германии. Много позже я осознал, что мороз под пятнашку и сугробы на исходе зимы, естественные и привычные для жителя средней полосы России, в этих местах явление не самое частое. Хотя… когда в конце апреля 1985-го наш Ту-134 вынырнул из облаков, я с удивлением увидел заснеженную землю: нехилые такие сугробы.
– Ни хера себе! – пролетело по салону. – А мы точно над Цербстом? Не над Магаданом ли?
Снег, как оказалось, лежал на мощной зелёной траве, на полноценной листве деревьев. Через сутки (или двое: не настаиваю) от него не осталось ничего, от слова «совсем». Ко дню Победы температура взлетела за двадцать, духота стояла неимоверная. Понятно, что это аномалия: как позже выяснилось, периодически повторяющаяся через два, три года.
Пока же, в феврале 1986-го, я пребывал в уверенности, что с климатом всё более-менее в пределах нормы, если не учитывать вечную неистребимую ни жарой, ни морозами влажность. Служил я в ту пору в комендантской роте десятой танковой дивизии третьей ударной армии, расквартированной в Альтенграбове. Ну, как служил… Числился. Фактически дни и ночи проводил в штабе дивизии. По причине срочности службы не считал себя аборигеном, но, среди прочего, был назначен администратором гостевой комнаты при службе вооружения. И конечно использовал помещение по прямому его назначению: гостевал, ибо обычно гостиница пустовала.
В войсках шёл рабочий период (кто в курсе, тот поймёт), ничто не предвещало… собственно, вообще ничего. Тишь да гладь, божья благодать. Но…
В седьмом часу вечера в кабинет влетел капитан Зайцев: помощник начальника автослужбы. В состоянии он был, мягко говоря, взвинченном: возмущённом. Понятно, что попал капитан под раздачу. Комдив, а заодно и начальник гарнизона, на тот момент, генерал-майор Корецкий, вероломно рушил планы.
Теория катастроф гласит, что часто именно совокупность мелких обстоятельств является причиной разрушительных последствий. Так и тут: Начальник автослужбы, подполковник Павлик (он же начальник ВАИ гарнизона), уехал на какие-то там сборы то ли группового, то ли армейского значения; старший автоинспектор ВАИ укатил в отпуск. На свою печаль капитан Зайцев никуда уехать не успел. Потому по приказу начальника гарнизона (комдива) Зайцев был назначен «крайним» и отправлен к месту аварии на разборки с немцами, с которыми наш (дивизионный) грузовик не поделил дорогу. Случилось это где-то в предместьях городка Шенебек: километров тридцать с хвостиком. По какой причине капитан Зайцев держал за руку свою дочь – миленький такой дошколёнок – не знаю. Могу только предполагать, что причиной взвинченности Зайцева был вынужденный выезд с дочерью (оставить не с кем) в ночь по снежному накату куда-то к чёрту на рога по делам, к которым капитан, по должности, никакого отношения не имел, опять-таки от слова «совсем». В принципе, он мог бы оставить дочь в кабинете под моим приглядом. Сидела бы смирно, ломала бы печатную машинку или телефон, рисовала бы двумя имеющимися в наличии цветными карандашами (красный и синий) смешных уродливых кукол, пока папа в зимнем лесу на пальцах объясняет немцам, что они где-то не совсем правы. Но… он сказал – «поехали»! Рукой, вроде бы, не махал, но что-то похожее в этом было. И мы поехали. На почти новеньком УАЗике в ночь, в лес, в неизвестность.
За рулем в «нулёвом» УАЗе сидел такой же водитель из моей роты. Лес, следует признать, выглядел шикарно: толстые белые шапки на деревьях, крупные снежинки заполняли почти всё видимое в свете фар пространство, мела позёмка, - красотища сказочная. Капитан Зайцев, как и положено старшему машины, сидел на переднем сиденье. Я наслаждался живописными пейзажами сзади слева, юная мадмуазель Зайцева – рядом справа.
Надо сказать, что дороги в Германии, как минимум, в восточной, узкие. Особенно – местного значения. Два встречных КАМАЗа частенько задевали друг дружку выступающими слева за габариты зеркалами заднего вида, разбивали оные в хлам. Ох, и достали меня за шесть лет эти камазовские зеркала! Дефицит однако, да: по понятным причинам. В качестве пояснения: я первого и до последнего дня в ГСВГ, а позже в ЗГВ занимался автодефицитами. В разных ипостасях. Сначала контрольная картотека учёта материальных средств. После собирание заявок из частей дивизии, формирование номенклатурного заказа в автослужбу объединения (армии). Дальше, уже в штате автобата, подвоз «дефицитов» с армейских и групповых складов, их учёт, хранение и выдача, но это уже другая история: обычная рутина, но иногда с картами учений, умными лицами, с передвижными пунктами в составе рембата, с первым «купанием» в сугробе и тэдэ.
Всякий раз, когда слышу в прогнозе погоды фразу – «на дорогах гололедица», воображение неизменно рисует силуэт дерева: этакого полувекового дуба у обочины, с кроной, нависшей над проезжей частью. Будто исполинскими своими ладонями хочет этот дубище накрыть, схватить проезжающую мимо железную букашку, мешающую в дреме думать о вечном. Но это теперь. А тогда, в первый раз, «железная букашка» на прямой, как биллиардный кий, дороге решила вдруг, что она корова на льду. УАЗик понесло сначала к правой обочине, потом к левой, после снова к правой. И тут возник он – тот самый «хватающий букашек» дуб. Он подплывал удивительно медленно. Машину всё больше кренило вправо. Казалось, ещё чуть-чуть, и мы выскользнем из цепких пальцев дуба, проскочим, просочимся…
Не просочились. Удар пришёлся вскользь в водительскую дверь и дальше в дверь заднюю. Обе они так и остались лежать у ствола дуба, а сам УАЗ замер в кювете метрах в трёх и от дерева, и от обочины.
Такая тишина случается, когда внезапно обесточивается слесарный цех на крупном предприятии или выключается ревущий во всю мощь пылесос советской марки «Ракета».
Мадмуазель Зайцева вообще не поняла, что произошло. Причиной того был ваш покорный слуга, инстинктивно уклоняющийся от неизбежной встречи с достойным представителем вечности, завалившийся вправо, и тем не позволивший девочке даже шелохнуться. Целёхонек, без единой царапины, остался и водитель, если не считать душевных травм от предчувствия скорого на расправу будущего. Зайцева бросило на лобовое стекло и он пробил лоб креплением стеклоочистителя (он в УАЗах сверху). Мне плеснуло в лицо стекляшками разбитого фароискателя, обнаруженного позже под ногами, сорвало с руки часы. Уцелел только добротный кожаный ремешок. Сразу скажу, что поиски самих часов оказались тщетны. Мистика и нет, судите сами. Я по сей день думаю, что мистика. Привычную физику разлёта предметов опровергали гаишный жезл и мои рукавицы, обнаруженные под машиной ровно под тем местом, где они, по идее, должны были лежать внутри неё: на сиденье между мной и мадмуазель Зайцевой. Как они оказались под задним мостом – совершенно непонятно. Причем лежали они под машиной точно так же, как и внутри неё: пара рукавиц поверх жезла. Аккуратно, никакого разброса. И как тут не поверить в мистику, если физика таких чудес объяснить не в состоянии?
Зайцев, перевязав голову бинтом из аптечки, надел шапку, взяв дочь за руку, и поплёлся в направлении предполагаемого немецкого поселка: за помощью, за возможностью связаться со «своими».
Ночь, зимний лес, красота которого тут же трусливо сбежала с места происшествия, холодрыга, два воина и разбитый УАЗик. В общем, холст, масло, Репин, «Приплыли».
Не было у меня на левой руке ни единой царапины. Просто часы как ветром сдуло, и пальцы вдруг распухли, будто сосиски стали: толстые, мягкие, будто жидкостью набрались, не гнулись, ничего не чувствовали. Жутковато стало от их вида, честно говоря. Что это было – не знаю. Но, как только соорудили мы с водителем небольшой костерок на обочине, погрели озябшие руки, опухоль улетучилась. «Сосиски» сдувались и принимали вид нормальных пальцев прямо на глазах: две-три минуты и как будто ничего с ними не происходило. Ни царапин, ни боли, ни проблем с подвижностью. Ни до, ни после ничего подобного я не видел и не слышал. А вообще, позже, когда в свете дня осматривали машину, офицеры рембата хлопали меня по плечу и приговаривали, что, мол, в рубашке родился, парень. Опять-таки против законов физики я умудрился не встретиться с вышибленными, вместе с навесами и стойкой между ними, дверьми. УАЗ восстановлению не подлежал, его слегка (или не слегка) согнуло в месте удара: расхожее выражение «обнять дерево» – самое подходящее в подобной ситуации.
Топтались мы водилой около своего костерка на обочине около часа. Ни души в лесу. Ни единого звука. Снег сыпать прекратил, а мороз, казалось, крепчал. Не скажу, что мне было сильно тоскливо от положения, в котором мы внезапно оказались, но и перспектива провести ночь на ногах, приплясывая у костра, точно не радовала.
Полагаю, что жизнь человеческую роднит с теорией катастроф ещё и то, что состоит она из совокупности мелких обстоятельств, так или иначе влияющих на развитие событий, на направление, в котором жизнь пойдёт дальше. Может и занести на прямой, а может и вытянуть из леса на буксире.
В начале было слово – подтверждаю! И это слово было механическим. Непонятным, но в то же время знакомым, добрым. Вдалеке урчал мотор приближающейся машины. Скоро блеснули фары. Низко посажены – значит, не УАЗик, но по звуку сильно похоже: движки УАЗа и «Волги», хоть и не близнецы, но близкие родственники. Похоже на то, что какого-то немца в лес занесло среди ночи. Стоял я у обочины, размышлял: тормозить машину или нет? Легковушка замедлилась и остановилась сама. Ночью все коты чёрные, но «Волга» и вправду оказалась чёрной. С чёрными же номерами – значит, наша, военная. А вытекало из этого следующее: на машинах такого класса ездили либо генералы, либо начальники особых отделов от соединения и выше. Машины нашего комдива и начальника восьмого отдела я знал хорошо. И водителей знал, и самих – генерала с полковником, естественно, тоже. Знакомство с особистом – это, впрочем, не моя заслуга, а маленькая часть его работы: лично знать всех лоботрясов, которые практически живут в штабе, потому могут знать и то, что как бы знать не могут, не должны, во всяком случае. Даже в темноте эту «Волгу» я определил как чужую: не из нашей дивизии. Чаша моих логических весов всё же склонялась к встрече с папахой и широкими лампасами. Впрочем, я понимал, что кататься на генеральской «Волге» вполне мог и адъютант – сверхсрочник или прапорщик.
Но из «Волги» вышли два капитана. Оба без шинелей, в одних кителях, без шапок. Понятно, что в машине им явно было не холодно. Спросили – что случилось, кто старший. Ответил, пояснил, показал. Походили вместе, посмотрели, прикинули, как вытянуть наш искалеченный, но явно способный двигаться на буксире УАЗик. Офицеры уехали, сказав, что скоро вернутся на более подходящей для буксировки машине.
Спустя полчаса, или около того, я уже зацеплял буксировочный трос к фаркопу УАЗа, на котором вернулись капитаны.
– Дорогу в свою часть знаешь? – спросил один из них, и сразу пояснил:
– Мы тут у вас в командировке: сами из Дрездена.
Дрезден – это далеко на юге, километров двести с хвостиком. Бывал я там позже. Раз несколько бывал.
Я покачал головой, потому что понятия не имел, где мы, насколько далеко от своей части. Дорогу водителю показывал Зайцев. Впрочем, он и сам всё время елозил пальцем по карте. Но он хотя бы представлял – куда нас занесло этой ночью. Я же вообще ни сном, ни духом. И карты у меня не было.
– Тогда садись сзади. Как, говоришь, называется местечко?
– Альтенграбов, – ответил я, располагаясь на заднем сиденье их УАЗика.
Ехали мы медленно и довольно долго. Ехали молча. О чём мне было разговаривать с двумя особистами? А они и не спрашивали.
Почти всю дорогу я провёл, сидя вполоборота, смотрел сквозь маленькое стекло в задней части тента – все ли в порядке там, сзади: с озябшим водителем, с дистанцией между машинами.
Большая удача – встретить в зимнем ночном лесу у чёрта на рогах двух офицеров, отложивших свои дела и пришедших на помощь двум бедствующим солдатикам у разбитой в хлам машины. А могли бы кого-то прислать, а сами в тёплую постель…
Один из них представлялся, как и я ему. Процедура это автоматическая – отдал честь, представился и тут же забыл. Много лет спустя посредством интернета я узнал фамилии тех самых капитанов из Дрездена. Мистика какая-то, ей-богу. Но потерянные часы всё равно жалко: мне их родители, царствием небесное, передали через земляка сослуживца. И месяца не поносил, эх.
Автор: Емша
Источник: https://litclubbs.ru/articles/54952-dva-kapitana-memuary.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также:
